Из воспоминаний Зои Алексеевны Вечер

Многие в Красном Селе помнят Зою Алексеевну Вечер – яркого неординарного человека. Она приехала в наш город как комсомольский работник в январе 1944 года, потом долгие годы возглавляла музей Бумажной фабрики.
Зоя Алексеевна прожила более девяноста лет, сохраняя прекрасный ум и память, стала свидетелем нашей местной истории, стараясь честно рассказать обо всем. Мы не раз беседовали с ней, а в 2010 году опубликовали в газете ее воспоминания о послевоенном Красном Селе.
Зоя Алексеевна ушла из жизни в декабре 2017 года.

…В январе 1944-го, когда мне исполнилось восемнадцать, вдруг вызвали телеграммой в обком комсомола и сообщили, что я должна явиться в Ленинградский обком комсомола.
В деревне тогда паспортов не было, но мне его сделали за три дня, дали пропуск с красной полосой. Ехала с военным эшелоном. Стою на Московском вокзале в Ленинграде, разглядываю бумажку с адресом. Тут же - милиционер. Бдительность была...
В Ленинграде я впервые увидела электрический свет, смотрела как зачарованная. Я попала на салют 27 января 1944 года. Люди плакали. Только потом поняла, на какое торжество попала, многие тогда не знали всех ужасов блокады.
Меня прикрепили к столовой при обкоме. Кормили неплохо, даже кусочек белого хлеба давали. В Ленинградском обкоме сказали, что пошлют работать в освобожденные районы, место можно было выбирать. Я попросилась поближе к Ленинграду, и мне предложили Красное Село.
Объяснили, как доехать: до Нарвских ворот на трамвае, а там уже ловить попутку - военную машину.
12 февраля 1944 года я вышла на работу в Красном Селе. Райком тогда был в старинном здании на территории нынешней воинской части возле почты. Потом - в деревянном здании в парке, а затем - в нынешней музыкальной школе. От нее в войну сохранилось два этажа, потом ее пленные немцы достраивали.
Впечатление от города было тяжелое. Идешь по проспекту Ленина - все сгорело. Уцелели только несколько кирпичных зданий.
Помню парк в березовых крестах - немецкое кладбище.
Местного населения поначалу вообще не было - были только партийные и комсомольские работники, много милиции.
Милиция ездила по пустующим домам, собирала мебель, а потом это продавалось через райфо. Другого ничего не было! У меня кровать так была куплена.
Весной 1944-го уже все оживилось. Стали возвращаться люди - кто-то из оккупации, кто-то в селах прятался.
Стали создаваться комсомольские организации - сначала при горсовете и милиции. Тех, кто был в оккупации, при вступлении в комсомол проверяли. Я делала запрос в МГБ. Некоторым кандидатам отказывали.
Из оккупации возвращались разные люди - и еле живые, и сытые, обеспеченные. Как-то семья приехала с пятитонкой добра. Или молодая пара пришла в комсомол вступать с золотыми кольцами на руках, хорошо выглядят, а говорят, что были в Бухенвальде. Некоторые приезжали и рассказывали: я здесь до войны так хорошо не жила.
Но в основном люди не признавались, что были в оккупации. Боялись.
В конце 1945-го возвратился из эвакуации первый цех Бумажной фабрики. Это был спеццех, где делали фильтры для самолетов. Его в начале войны эвакуировали вместе с работниками куда-то за Урал.
Для восстановления фабрики прислали выпускников ремесленных училищ. Фабрика была сильно разрушена. Во время оккупации здесь был лагерь для советских военнопленных. Говорят, вся трава была съедена.
Органы МГБ и военкомат располагались на улице Восстановления. Там, где сейчас детская библиотека, расположились горсовет, а также литерная столовая и магазин - для партийных работников.
Жили скудно. Магазинов, помню, всего было штуки три на Красное Село. Каждый был прикреплен к своему магазину. У меня, как у работника райкома комсомола, были литерные карточки. Но мяса не давали даже нам, его вообще в рационе не было, вместо него по карточкам давали селедку. Может быть, у работников обкома партии мясо было?
Сахара не хватало. Я помню потрясение, когда в 1947 году я заканчивала вечернюю школу, и вдруг перед экзаменами директор выдал нам, выпускникам, по килограмму сахара. Но у всех были огороды.
В декабре 1947 года в день рождения Сталина отменили карточки. С продуктами стало только сложнее, потому что хлеба могло не хватить. Буханка на рынке стоила 100 рублей, люди покупали. Хлеб был свой, красносельский, очень вкусный. Пекарня была на Красных Командиров, по-моему, дом 32.
В столовой работала разбитная рыженькая подавальщица Зина. Как-то приходим - ее нет. Говорят, арестована. Прошел слух, что немцы ее специально оставили - травить.
Были судебные дела. Например, судили людей, которые сотрудничали в газете, издававшейся немцами. Но проходило это тайно, об этом даже говорить боялись.
Позже, занимаясь музеем Бумажной фабрики, я изучала историю Красного Села и столкнулась с неприятными фактами -предатели были; были те, кто с немцами неплохо общался.
В 1941 году, когда наши отступали, в Красном Селе были оставлены коммунисты для подпольной работы. И они поджигали деревянные дома. Я разговаривала с женщиной, которая тогда была в сознательном возрасте. Ее дом на Гвардейской (тогда она называлась улица Красного Пахаря) сожгли. Люди потом спрашивали -за что нас спалили? Партизаны ссылались на приказ - врагу ничего не оставлять. Но говорили, что дома поджигались выборочно. Люди потом мыкались без крова.
Многих партизан выдали немцам, а потом, говорят, их расстреляли на болоте.
В 1942 году немцы открыли Троицкую церковь, устроили богатую пасху. Часть народа это хорошо восприняла. Рассказывают, что в церкви были вывешены большие красивые иконы, все потом удивлялись, куда они делись. И школы для детей они открывали.
После освобождения Красного Села партийцы и милиционеры побаивались.
Шли бои за Нарву, канонада была слышна в Красном Селе. Был разговор - а вдруг немцы прорвутся?
Местное население приезжих партийных и советских работников воспринимали не очень хорошо, даже в комсомол не хотели вступать.
Вообще, как я узнала, Красное Село советскую власть тяжело принимало, особенно на Красных Командиров. Там даже голосовать не ходили….