Предлагаем нашим читателям фрагмент воспоминаний Владимира Каменского, посвященный Красносельским маневрам. Отрывки воспоминаний о службе офицера гвардейской пехоты в Санкт-Петербурге до войны 1914 года были опубликованы в парижском журнале «Военная быль» в 1968 году.
Выражаем благодарность художнику и искусствоведу Анатолию Басырову, который нашел публикацию и поделился с редакцией

…После Пасхи начинали готовиться к лагерному сбору в Красном Селе. Недели за две до перехода полка из столицы в лагери, туда высылалась сборная команда под начальством офицера, для приведения лагеря в порядок и для установки палаток. Походным порядком (25 верст) полк переходил в Красное Село, в Лигово на полпути бывал большой привал.
Красносельский лагерь делился на две части мелкой речушкой Лиговкой; на ее восточном берегу был расположен Главный лагерь, а на западном — Авангардный.
Авангардный лагерь, в котором были расположены все военные училища, гвардейские стрелки, когда они приходили в Красное Село, армейские части, гауптвахта и все штабы, был как бы продолжением Красного Села и одним своим фасадом выходил на громадное Военное поле, на котором постоянно происходили всякие учения и артиллерийская стрельба. На нем же в конце лагерного сбора бывал Высочайший смотр всему Красносельскому гарнизону.
Главный лагерь, в отличие от Авангардного, в котором все, не только офицеры, но и солдаты, размещались в одноэтажных бараках, был весь палаточный, кроме офицерских бараков и маленького барака Пажеского Е. И. В. корпуса на самом левом фланге этого лагеря. В нем были расположены 1-я и 2-я Гвард[ейские] пех[отные] дивизии с их артиллерией и л.-гв. Стрелковый артиллерийский дивизион. Кроме того, один участок между расположением л.-гв. Финляндского полка и Пажеского корпуса был предоставлен полкам 3-й Гвард[ейской] пех[отной] дивизии, которые по очереди приходили из Варшавы для отбытия Красносельского Лагерного сбора. Вся кавалерия была расквартирована очень разбросанно по окрестным деревням.
На южном конце глав[ного] лагеря, на берегу озера, находилось дачное место Дудергоф, над которым высилась лесистая Дудергофская гора, и где жили некоторые семьи офицеров, отбывающих лагерный сбор.
По прибытии полка в лагерь и устройства на новых квартирах начинались занятия: впереди лагеря, на лугу, спускающемся к линии железной дороги, занимались рассыпным строем, перебежками, глазомерным определением расстояния, отданием чести, гимнастикой, но очень мало занимались самоокапыванием, которое так было важно на войне, особенно в первый ее период, во время наступательных боев.
Сзади лагеря были устроены канавы с водой, которые надо было перепрыгивать или переходить по бревну. Еще далее, в тылу всего главного лагеря, находилось громадное стрельбище, совершенно достаточное для всех дистанций.
Курс стрельбы состоял из 8 упражнений начиная с 600 шагов в поясную мишень и кончая на 1600 шагов в щит с 4 мишенями. Стреляли лежа, с колена, стоя, стреляли и на время, т. е. надо было выпустить 6 пуль в полминуты, иными словами, целую обойму и вновь вложить еще один патрон.
Перед началом стрельбы валторнисты (у нас в полку вместо горнов были валторны — возвращенные полку в день 100-летнего юбилея Бородинского боя) играли сбор, а по окончании стрельбы — отбой.
Особые махальные, сидящие в углублениях около мишеней, по этому сигналу выходили из своих укрытий и считали пули. Они особыми указателями показывали число попаданий. Если был промах — они махали этим указателем несколько раз перед мишенью. В случае попадания стрелок громким голосом докладывал: егерь такой-то попал три пули, ваше высокоблагородие; в противном случае — он вопил: промах.
После окончания стрельбы, все винтовки тщательно осматривались взводными унтер-офицерами, не остался ли в стволе патрон.
Наряду с ружейной стрельбой, там же происходила стрельба из револьверов для офицеров и фельдфебелей. За этой стрельбой наблюдал командир полка.
По окончании курса стрельбы происходил смотр стрельбы.
Затем происходили стрельбы на Гореловском стрельбище, которое находилось в трех верстах от расположения нашего полка. На этом стрельбище производились весьма полезные стрельбы с маневрированием, по разным мишеням, которые падали, появлялись в другом месте и в других положениях.
Таким путем подготовлялись и офицеры, и стрелки к боевой стрельбе. Надо было менять прицелы, делать перебежки и применять разные способы стрельбы (залпами, редким огнем и проч.).
Воспоминания об этих поучительных для всех нас стрельбах связаны с сильной жарой и отсутствием питьевой воды, которую привозили бочками из лагеря.
Оцепление для этого стрельбища должно было быть выставлено к началу стрельбы, т. е. к 6 часам утра, для чего команда под начальством молодого офицера выступала из лагеря около 3 часов утра и возвращалась по окончании стрельбы, т. е. к обеду.
Красносельский сезон был в полном разгаре; все высшее военное начальство было налицо. То и дело на передней линейке дневальные передают приказ: «Дежурные на линию»; это означает, что, вероятно, на правом фланге лагеря, в расположении л.-гв. Преображенского полка, появилось начальство (дежурный по лагерю).
Если дневальные кричали: «Дежурные 1-ой Гвардейской пехотной дивизии — на линию» — это значило, что едет или дежурный по дивизии или сам начальник дивизии. По этим крикам дежурные по ротам становились впереди гриба, под которым стоял дневальный, а дежурный офицер становился впереди лагеря для рапорта, имея своего помощника в 3 шагах позади себя.
При появлении начальства в расположении полка, дежурный офицер подходил с рапортом.
Путем таких возгласов передавались также различные приказания, например, перед вечерней перекличкой или когда менялась погода, передавали: дежурным и дневальным одеть шинели в рукава, или же передавали: послать каптенармуса 7-ой роты в полковую канцелярию.
Если этот каптенармус оставался глухим к этому приказанию, то через пять минут его передавали снова с добавлением: «Бегом».
Перед вечерней перекличкой (в 8¾ ч.) люди собирались для спевки. Они обозначали шаг на месте и пели чудные солдатские песни, с которыми они часто возвращались со стрельбы или с ближнего маневра. Были прекрасные запевалы, которые и руководили спевками.
В 8¾ вечера роты выстраивались на передней линейке, и фельдфебель производил перекличку и читал наряд на следующий день.
К 9 часам вечера дежурный офицер, имея помощника позади себя, становился впереди лагеря лицом в поле. Ровно в 9 часов вечера орудие дежурной батареи делало холостой выстрел, после чего все дежурные офицеры поворачивались кругом и командовали: «На молитву, шапки долой», и весь лагерь пел «Отче наш» и затем «Спаси, господи, люди твоя»… После этой молитвы команда «накройся» и «смирно», и весь лагерь пел «Боже, царя храни». По окончании гимна — команда «по палаткам», и трудный день считался законченным.
Офицерские бараки, окруженные березами, стояли в 2 линии на средней линейке, между этими линиями шла дорожка. Бараки были деревянные, с балконом, по 2-3 комнаты. Офицерское собрание занимало отдельный дом и находилось около стрельбища.
В лагерное время поневоле все офицеры столовались в собрании.
У нас в полку было введено неписаное правило: не говорить во время завтрака о службе. Провинившийся подвергался штрафу в виде бутылки вина, которую тут же охотно распивали за столом.
Вообще в полку жили очень дружно, ни ссор, ни сплетен не было, чему может быть способствовало правило, что дамы никогда не переступали порог собрания; исключение было в Красном Селе, где при собрании были две комнаты, куда разрешалось приглашать и дам.
Наступало время маневров, сначала ротных, батальонных, а затем и полковых, на которые полк уходил на 1-2 дня. Солдаты любили маневры, они им напоминали их деревни и во время похода разговоры были о качестве овса, о посевах и проч. Когда бывали дневки, т.е. полк ночевал около какой-нибудь деревни, солдаты пели вечером солдатские песни; соседний помещик приглашал офицеров к себе к ужину, организовывались танцы, заканчивающиеся иногда чудным фейерверком.
Солдаты ходили по избам, говорили с крестьянами, купались в речке и, конечно, воровали яблоки, что строго каралось.
Большим событием в лагерной жизни был Высочайший объезд лагеря и заря с церемонией, а на следующий день парад всего красносельского гарнизона на Военном поле, на который съезжались все военные агенты иностранных держав.
Высочайший объезд начинался с авангардного лагеря и затем переходил к левому флангу главного Лагеря и далее по передней линейке до самого правого фланга л.-гв. Преображенского полка. Государь ехал верхом, а за ним в коляске государыня императрица с дочерьми, а иногда и с наследником. Позади, верхами, государева свита и дежурство. Шагов за 25 до государя ехал командир Гвардейского полевого жандармского эскадрона. Все полки стояли без оружия на передней линейке; кавалерия стояла по главным улицам ближайших к Красному Селу слобод: Коломенской, Павловской и Братошинской.
Государь здоровался с полками, которые отвечали и кричали «Ура!». По окончании Высочайшего объезда в расположении л.-гв. Семеновского полка, на площадке передней линейки, вокруг которой к тому времени были собраны оркестры всех полков и на которой стояла царская палатка с креслами впереди ее для высочайших особ, бывала заря с церемонией; после прибытия царского кортежа к вышеуказанной палатке сборный оркестр играл концерт.
Ровно в 8 часов вечера государь подавал знак, с ближайшей батареи взвивались по очереди три ракеты. По 3-й ракете все батареи всего лагеря давали залп. Затем барабанщики и горнисты л.-гв. Преображенского полка били повестку, и дежурный по лагерю командовал: «На молитву, шапки долой». Старший барабанщик читал «Отче наш». Затем команда «Накройся» и «Смирно», и хоры музыки плавно вступали все в хор всего лагеря, певшего гимн — звуками «Коль славен» и затем «Боже, царя храни».
По окончании гимна государь принимал письменные рапорты адъютантов шефских частей, т. е. рот, эскадронов, батарей. Первыми подходили адъютант и фельдфебель Пажеского Е. И. В. корпуса. Вечером в Красносельском театре бывал парадный спектакль в высочайшем присутствии.
На следующий день на Военном поле происходил Высочайший объезд всех войск, расставленных вокруг Царского валика и разбитых на четыре фаса, после которого государь император со свитой направлялся к этому Валику, где стоял верхом, и все войска проходили мимо него церемониальным маршем. Начальствующие лица бывали приглашены затем в Царскую палатку на Высочайший завтрак.
После Высочайшего смотра полки уходили на большие маневры, которые продолжались несколько дней и происходили около станции Волосово или еще дальше.
Маневры обычно оканчивались на Военном поле; игрался отбой, подхватываемый всеми горнистами, валторнистами и трубачами, и с этого момента лагерный сбор можно было считать оконченным.
Обычно 6-го августа в день праздника л.-гв. Преображенского полка, на площадке у церкви 1-ой Гвардейской пехотной дивизии, происходило производство в офицеры камер-пажей и юнкеров […]
Заканчивая описание жизни в Красном Селе, нельзя обойти молчанием воспоминание о красносельском карауле, который считался самым строгим уже потому, что он находился на главной артерии Красного Села, вблизи дома uлавнокомандующего, ввиду присутствия многочисленного начальства, а также крайне придирчивого в то время коменданта, генерала Павлова.
Было почти что положено за правило, что караульный начальник в чем-нибудь да провинится и будет сидеть под арестом в том же карауле.
Так это и случилось со мною, и попался я не в незнании гарнизонного устава, который для этого караула особенно тщательно изучался, и не в несвоевременном вызове караула, а в том, что мой денщик, который нес небольшой чемоданчик с умывальными принадлежностями и с книгой, шел якобы пристроившись к караулу, а не сбоку.
Однако положенных мне грозным комендантом 3 дней ареста отсидеть мне не пришлось. Очередь отбывающих наказания была велика, а затем вскоре наступила война и эти мелочи отошли на второй план.
Но в общем на этот караул смотрели как на вопрос чести полка, и никто не хотел опозориться в глазах других.
По окончании лагерного сбора полки через несколько дней переходили в С.-Петербург в свои казармы, которые за летнее время бывали отремонтированы.

Каменский  В. А. Отрывки воспоминаний о службе офицера Гвардейской Пехоты в С.-Петербурге до войны 1914 г. // Военно-исторический журнал «Военная быль», Париж, № 89, январь 1968.

Схема лагерей - из книги О. Гейфельдера «Красносельский и Шалонский лагерь в военно-медицинском отношении». Книга издана в 1868 году, почти за пятьдесят лет до времени, описываемого в воспоминаниях Владимира Каменского, но схема расположения лагерей осталась неизменной

Фото – из альбома Николаевского Инженерного училища. СПб, 1903